Попробуйте жить по совести: сначала больно, потом понравится.
В субботу ходила на Дельфина в «Порт». Первый ряд. Три разных мира вокруг меня.
Первый мир – мир зрителей за спиной, от него жарко, тесно, мягко, душно. Он, как единый живой организм, хрипит, царапая в кровь свое горло чужими словами; злиться свистом и ехидными пошлостями, ожидая более часа и пялясь на пустую сцену; мурлыкает, растекается сладким сиропом под «Весну»; взрывается пенящим хмельным восторгом под «Любовь». Мокрые прилипшие ко лбу челки, вывернутые капюшоны курткокофт, дикие светящиеся глаза… А как легко этот потный от жаркой духоты, онемевший во всех конечностях из-за ожидания в давке организм забыл и простил всё, стоило ЕМУ даже не запеть, а просто выйти! Какой вопль счастья – Дождались, мааать их!!!
Второй мир – мир между сценой и ограждением. Это фотографы, снующий тудась-сюдась-и-сызнова-тудась персонал, охрана.
Они все дико жестоки в своем безразличие. “Ну, пожалуйста, ну возьмите цветы, ну пожалуйста…”, “Пожалуйста, прошу вас передайте ему цветы, пожалуйста, это же просто букет…”, “Паренек! Фотограф! ФОТОГРАФ!!! Возьми цветы, ну что ты за нелюдь, ну я умоляю тебя возьми…” И слезы – игнорируют, смотрят как на пустоту, молча отворачиваются. Нафотографировав Дельфина, межсценники начинали щелкать друг друга на фоне беснующего Дельфина, как туристы на фоне архитектурной достопримечательности. И тут одна из них самая веселая и подвижная, нафоткавшись с подружкой, сжалившись, отнесла цветы к сцене…
Третий мир – сцена. Да и черт с ней, со сценой – Дельфин!!!
Темная худая фигура на фоне экрана.
Безумец, бьющий микрофоном по барабанам и тарелкам, мимоходом отшвыривающий подставки для микрофонов.
Маньяк, барабанные палочки в руках которого похожи на веер игл. Он ранит ими меня, и его, и ее, и тебя, и, конечно, себя тоже. Палочки в его руках, вообще, не сохраняются долго, он роняет и швыряет их (парочка даже попала в фотографов).
Кукольник, которому осточертели такие глупые и послушные марионетки, как мы.
Дерзкий и капризный гений, которому в его сумасшествие уже не нужен зритель. Он весь ритм, он весь музыка, он весь слова. Ритм, музыка, слова, звучащие не потому, что кто-то хочет и может их слушать, а потому, что кто-то не хочет да и попросту не может сдержать их внутри. Никакого кокетства, никакого заигрывания с залом, охренительно жесткая честность (за весь концерт он сказал залу только добрый вечер и все). Вы хотите меня? Вы жаждите меня? Так вот он я – жрите, лакайте, но помните это вы хотите меня, не я вас. Я -твой продавец, ты - мой покупатель! Не нравится? Так пошли вон! Но вместе с тем, как он выкладывается, сколь много отдает, сколько выбрасывает энергии – просто фантастика!!! Его шатает, его трясет, его бьет дрожь, он буквально вываливается из одежды…
…а потом лаконичная строка “всё, это мое последнее слово” и по-английски не прощаясь, отшвырнув микрофон и какое-то оборудование в глубь сцены, даже не взглянув в зал. уходит…
P.S. Если в раю нет ангела с его худой омытой сусальной глазурью золотого света фигуркой и слабой улыбкой мученика, то и рая для меня нет.
Если в аду нет черта с его надменным безразличием позы и с его презрением в горящих глазах маньяка, то и ада для меня нет.
Но это уже совсем другая война…
Первый мир – мир зрителей за спиной, от него жарко, тесно, мягко, душно. Он, как единый живой организм, хрипит, царапая в кровь свое горло чужими словами; злиться свистом и ехидными пошлостями, ожидая более часа и пялясь на пустую сцену; мурлыкает, растекается сладким сиропом под «Весну»; взрывается пенящим хмельным восторгом под «Любовь». Мокрые прилипшие ко лбу челки, вывернутые капюшоны курткокофт, дикие светящиеся глаза… А как легко этот потный от жаркой духоты, онемевший во всех конечностях из-за ожидания в давке организм забыл и простил всё, стоило ЕМУ даже не запеть, а просто выйти! Какой вопль счастья – Дождались, мааать их!!!
Второй мир – мир между сценой и ограждением. Это фотографы, снующий тудась-сюдась-и-сызнова-тудась персонал, охрана.
Они все дико жестоки в своем безразличие. “Ну, пожалуйста, ну возьмите цветы, ну пожалуйста…”, “Пожалуйста, прошу вас передайте ему цветы, пожалуйста, это же просто букет…”, “Паренек! Фотограф! ФОТОГРАФ!!! Возьми цветы, ну что ты за нелюдь, ну я умоляю тебя возьми…” И слезы – игнорируют, смотрят как на пустоту, молча отворачиваются. Нафотографировав Дельфина, межсценники начинали щелкать друг друга на фоне беснующего Дельфина, как туристы на фоне архитектурной достопримечательности. И тут одна из них самая веселая и подвижная, нафоткавшись с подружкой, сжалившись, отнесла цветы к сцене…
Третий мир – сцена. Да и черт с ней, со сценой – Дельфин!!!
Темная худая фигура на фоне экрана.
Безумец, бьющий микрофоном по барабанам и тарелкам, мимоходом отшвыривающий подставки для микрофонов.
Маньяк, барабанные палочки в руках которого похожи на веер игл. Он ранит ими меня, и его, и ее, и тебя, и, конечно, себя тоже. Палочки в его руках, вообще, не сохраняются долго, он роняет и швыряет их (парочка даже попала в фотографов).
Кукольник, которому осточертели такие глупые и послушные марионетки, как мы.
Дерзкий и капризный гений, которому в его сумасшествие уже не нужен зритель. Он весь ритм, он весь музыка, он весь слова. Ритм, музыка, слова, звучащие не потому, что кто-то хочет и может их слушать, а потому, что кто-то не хочет да и попросту не может сдержать их внутри. Никакого кокетства, никакого заигрывания с залом, охренительно жесткая честность (за весь концерт он сказал залу только добрый вечер и все). Вы хотите меня? Вы жаждите меня? Так вот он я – жрите, лакайте, но помните это вы хотите меня, не я вас. Я -твой продавец, ты - мой покупатель! Не нравится? Так пошли вон! Но вместе с тем, как он выкладывается, сколь много отдает, сколько выбрасывает энергии – просто фантастика!!! Его шатает, его трясет, его бьет дрожь, он буквально вываливается из одежды…
…а потом лаконичная строка “всё, это мое последнее слово” и по-английски не прощаясь, отшвырнув микрофон и какое-то оборудование в глубь сцены, даже не взглянув в зал. уходит…
P.S. Если в раю нет ангела с его худой омытой сусальной глазурью золотого света фигуркой и слабой улыбкой мученика, то и рая для меня нет.
Если в аду нет черта с его надменным безразличием позы и с его презрением в горящих глазах маньяка, то и ада для меня нет.
Но это уже совсем другая война…
-
-
30.04.2008 в 12:28-
-
30.04.2008 в 16:02Как же тебя плющило.
О да!!!
В самом хорошем смысле.
Да уж в плохом хватит уже.
Но даже если ты ненадолго забыла обо всем, что ж ему хотя бы надо сказать спасибо.
Аригато, Дельфин-сан(кун? тян?!?).